Атул Гаванде, практикующий потомственный врач, хорошо осведомлён об успехах современной медицины, позволяющей продлевать жизнь и бороться с большинством заболеваний, до недавних пор считавшихся неизлечимыми. В результате то, что мы понимаем под словом «старость», отодвинулось далеко за 60-70-летний рубеж: многие люди, следящие за своим здоровьем и получающие квалифицированную врачебную помощь, сохраняют работоспособность до 80 лет и выше. Но рано или поздно все кончается, и человек вступает в ту фазу жизни, о которой большинство из нас не задумывается.

Мы живем так, будто бессмертны, будто впереди у нас неограниченный запас времени, и это чувство — что жизнь никогда не кончится — особенно сильно в молодости. Но с приближением старости мы начинаем постепенно осознавать, что не так уж много времени впереди, и подсознательно стараемся использовать его с максимальной пользой. Однако нашим стареющим телам нет дела до наших планов. Тела изнашиваются: сосуды теряют эластичность, суставы — подвижность, мозг — производительность, и как ни следить за своим здоровьем, этот процесс неизбежен. До поры до времени помогают медицина — терапия и хирургия, поддержка близких, увлеченность любимым делом, широкий круг общения и тому подобное. Но наступает момент, когда медицина, как принято говорить, бессильна, хотя и не желает это признать. На такой случай существуют дома престарелых — не жалкие богадельни прошлых веков, а современные заведения, оборудованные по последнему слову техники, с квалифицированным медицинским персоналом, для ухода за очень пожилыми пациентами, не способными позаботиться о себе. И это большой шаг вперед — ведь долгое время вообще не понимали, что делать со стариками: врачи работают, чтобы исправлять и улучшать, но как быть, если уже ничего исправить нельзя, а пациент тем не менее жив?

Для этого и существуют дома престарелых. Отношение к ним на Западе совсем другое, чем у нас, да и сами дома не сравнить по качеству и объему услуг, но старики в любой стране яростно сопротивляются помещению туда. Даже в том случае, если это необходимо: с возрастом ухудшается координация движений, нередки головокружения, старики часто падают, а учитывая хрупкость костей, каждое падение может стать фатальным. Их работающие дети не могут смотреть за ними круглосуточно, и тогда дом престарелых кажется единственным выходом. Но единственным ли?

Гаванде, индиец по происхождению, рассказывает о своем деде, фермере Ситараме Гаванде, дожившем до 110 лет и до самого конца сохранившем ясность ума. Дед стоял во главе большого семейства Гаванде, где пользовался уважением и любовью. Когда-то он унаследовал клочок земли, который обрабатывал до седьмого пота, разбогател, обзавелся большим потомством и жил со своими детьми. За обедом его кормили первым, с первым здоровались и оказывали всяческое уважение. До конца дней он обходил с утра свои земли. С ним советовались по всем важным вопросам: браков, вопросов собственности и тому подобным. Он частенько проявлял строптивость, однажды ночью обидевшись на одного из сыновей, он прошел пешком много километров до дома другого сына и несколько месяцев отказывался вернуться. Внуки и внучки были готовы исполнить любое его желание. Умер он, ударившись головой в автобусе — когда ехал в суд по каким-то земельным спорам, и это в 110 лет! Дед жил как хотел, и семья была с ним от начала до конца.

В Америке, считает Гаванде, его наверняка отправили бы в дом престарелых. По протоколу министерства здравоохранения предусмотрено, что если человек не может самостоятельно питаться, пользоваться туалетом, передвигаться по улице и квартире, то он теряет физическую независимость. Если он не способен ходить по магазинам, готовить, следить за приемом лекарств, путешествовать и распоряжаться финансами, значит, он теряет самостоятельность и нуждается в постоянном присмотре. Казалось бы, в таком положении нужно только радоваться современному и комфортабельному дому престарелых с постоянным уходом, где дети могут навещать своих старых родителей в любое время. Но нет, старики оказывают яростное сопротивление при попытке поместить их туда. Почему? Гаванде считает, что в доме престарелых человек превращается в безликий объект ухода. Никому больше неинтересны его желания и мнения. Он должен делать то, что ему говорят: принимать лекарства и не спорить. И быть благодарным за заботу. Такая постановка вопроса, считает Гаванде, унижает человека, каким бы беспомощным он ни был. Типовым домам престарелых может и должна быть альтернатива.

Альтернатива должна быть не только уходу за престарелыми, но и неизлечимо больными. Начиная традиционное лечение онкологических больных, в том числе химиотерапию и радиационное облучение, врачи, как правило, не предупреждают о том, что это может продлить жизнь максимум на год-два в лучшем случае, а часто и не помогает вообще. То же самое можно сказать об операциях, считает Гаванде. При всех этих методах, о которых к тому же пациента недостаточно информируют, возникает масса побочных эффектов, они приносят новые страдания, ухудшая и без того тяжелое общее состояние. В этом случае, считает Гаванде, необходимо как можно более подробно и откровенно рассказать больному о последствиях, предупредить, что, возможно, это вообще не поможет, дать ему возможность самому выбирать, что делать, а не слепо плыть по течению, следуя тому, что говорят врачи.

В пример он приводит собственного отца, у которого после 70 лет случайно обнаружили редкую опухоль спинного мозга. Ему предложили немедленную операцию. Сам врач, Гаванде-старший, посоветовавшись с автором книги, решил операцию не делать — одним из ее последствий мог стать полный паралич. Он решил прибегнуть к ней не раньше, чем станет абсолютно необходимо: разовьется острая боль или частичный паралич конечностей. Он прожил несколько вполне полноценных лет, ведя прежний образ жизни, наполненный работой, общественной деятельностью, игрой в теннис и другими увлечениями. Операцию все же пришлось сделать, но она ненадолго продлила ему жизнь. Благодаря стараниям родных ему удалось уйти почти без боли.

Гаванде сторонник выбора и в случае неизлечимых болезней, разорительных, связанных с мучительной болью и страданиями близких. В таких случаях, если пациент настаивает на эвтаназии, следует, по примеру Нидерландов, разрешить и ее, считает он. Иногда намного гуманнее позволить больному уйти, чем исправлять отдельные недочеты в мучительно умирающем организме, следуя существующему протоколу, по которому жизнь следует продлевать даже тогда, когда она не приносит ничего, кроме мучений.

Существующая система помощи старикам и неизлечимо больным уже не работает, считает Гаванде. Дома престарелых должны быть устроены так, чтобы больной ощущал свою независимость, не превращался в безликий объект. Должно быть нечто среднее между постоянным уходом и независимым проживанием, и уже есть примеры, хоть и немногочисленные, таких заведений. Набирает силу и паллиативная помощь, сфокусированная на том, чтобы неизлечимый пациент в терминальной стадии прожил остаток дней так, как ему бы хотелось. Паллиативный уход направлен на максимальное облегчение боли и страданий пациента и помогает ему сделать то, чему он хочет посвятить свои оставшиеся дни.