Книга начинается с описания детской мечты Роберта Сапольски — как он берет в плен Гитлера и изощренными способами убивает его или пытает. Он считает, что плохие люди заслуживают смерти, но при этом выступает против смертной казни. Он любит смотреть боевики со стрельбой и играть в компьютерные стрелялки, но в жизни не обидит и мухи. Как и у большинства людей, у автора нет однозначного отношения к насилию и агрессии.

Есть вещи, приносящие безусловный вред, с которыми человечество упорно борется, — всевозможные болезни, голод, глобальное потепление. Но не насилие. Мы не можем отрицать насилие как таковое, потому что иногда оно оправдано в наших глазах, в зависимости от контекста. Мы не представляем жизни без агрессии: с удовольствием смотрим боксерские поединки, учим детей давать сдачи, восхищаемся киногероем, который не задумываясь пускает в ход кулаки или оружие — во имя справедливости, конечно. Нам нравятся жесткие лидеры «с характером», которые не намерены отступать. Насилие двусмысленно, выстрел может стать как проявлением любви, так и актом жестокой агрессии. Так или иначе, это часть человеческого опыта, которая с трудом поддается пониманию.

Сапольски поставил себе цель написать книгу о биологии насилия, агрессии и конкуренции, о том, как поведение и импульсы отдельных людей или целых государств провоцируют насилие или нейтрализуют его. Для человека характерно не только насилие, но и альтруизм, потребность в сотрудничестве и сопереживании. Биология насилия недостаточно изучена, считает автор, и это нужно исправить. Если мы лучше поймем его особенности, возможно, мы научимся лучше контролировать его.

Сапольски — нейробиолог и приматолог, и в силу своей профессиональной компетентности считает, что понимание и агрессии, и сопереживания невозможно без понимания биологических законов. В то же время нельзя полагаться только на биологию: биологические аспекты поведения тесно переплетаются с психологическими и культурными. Если рассматривать одни в отрыве от других, картина будет неполной.

В пример Сапольски приводит гипотетического петуха, который подает сигналы курице через дорогу от него. Он может издать крик или принять какую-то особую позу, и курица помчится к нему, чтобы спариваться. Чем вызвано ее поведение? Нейроэндокринолог скажет, что в ее мозгу в ответ на сигналы петуха повысился уровень эстрогена, и она отреагировала. Биоинженер скажет, что ноги курицы так устроены, что она способна быстро передвигаться вперед.

Биолог скажет, что такое поведение формировалось веками эволюции, чтобы с помощью определенных сигналов самец и самка стремились к копированию своих генов. Каждый прав по-своему, но видит только одну сторону, а явление нужно рассматривать в комплексе. Модели поведения сложны, даже если это поведение курицы, откликнувшейся на призыв петуха.

Однобокий взгляд на человеческое поведение не только ошибочен с научной точки зрения, но порой и аморален. Так, основатель бихевиоризма Джон Уотсон утверждал, что если ему дадут на выбор любого из многих младенцев, он сможет вырастить из него кого угодно — врача, художника, военного и даже преступника, независимо от его пола, расы, талантов и предпочтений. Бихевиористы считали, что человеческое поведение податливо, его можно направить в любую сторону при соответствующем воздействии и окружающей среде. Со временем логическая ошибка бихевиоризма стала очевидной — мы рождаемся разными, и на каждого отдельного индивидуума обучение действует по-разному.

Португальский невролог Эгаш Мониш считал, что любые психические расстройства мозга можно изменить, если должным образом настроить его синапсы. Хирургическая настройка мозговых синапсов впоследствии получила название лоботомии. С 30-х до 50-х годов прошлого века лоботомия применялась в Европе и США, пока не стали очевидны ее побочные эффекты в виде деградации личности, эпилепсии и прочего. Кроме того, через 5–10 лет симптомы психических расстройств возвращались, а повторная операция вела к оскудению интеллекта. В 1950-е годы лоботомия была запрещена.

Известный ученый, зоолог и бихевиорист Конрад Лоренц в молодости был ярым приверженцем нацистской идеологии и считал, что человечеству на пользу пойдет уничтожение слабых и неполноценных, чтобы оно не ослаблялось нежизнеспособными больными генами.

Эти три примера Сапольски приводит как иллюстрацию того, насколько опасным может быть односторонний взгляд на человеческое поведение. Ученые должны мыслить междисциплинарно, не сбрасывать со счетов животное начало в человеке, но и не ставить его во главу угла. Мы очень похожи на животных во многих своих реакциях, но и отличий у нас не меньше. Мы можем быть героями и в то же время способны на страшные вещи. Наша забота может смешиваться с презрением и агрессией, а акты страшной жестокости — с эстетическими порывами.

Автор рассказывает, как на дороге, когда они с женой и детьми ехали в машине, их подрезал какой-то водитель, едва не вызвав аварию, причем сделал это из чистого хамства, несмотря на то, что жена ему сигналила (она была за рулем). Жена пришла в такую ярость, что поехала за ним, дождалась, когда обе машины встали на красный свет, вышла из машины, подошла к нарушителю и швырнула ему в кабину леденец. Она посоветовала ему взять этот леденец — ведь его детство явно было неблагополучным, если он вырос таким подлым. Так забота была использована как форма агрессии.

Другой пример — погром в Индонезии 1960-х годов, когда после свержения правительства началась резня, от которой погибло 500 тыс. человек. Когда военные ехали в какую-нибудь деревню, чтобы расстрелять неблагонадежных, они привозили с собой оркестр гамелан, чтобы он играл во время казней — им казалось, что так будет красивее.